Социальные предпосылки национального пробуждения евреев


А.ВОРОНЕЛЬ, "Евреи в СССР", №1, 1972г.

Социальные предпосылки национального пробуждения евреев

 

На первый взгляд, ответить на вопрос о причинах возрождения национального чувства у евреев СССР  в последние годы, очень просто.

В тысячелетней истории еврейского народа середина двадцатого века несомненно явилась поворотным пунктом. Если будущий историк сопоставит гибель миллионов евреев в Европе в 1940-45 гг. с образованием в 1948 г. государства Израиль, ему не придется особенно задумываться. Скорее у него может возникнуть недоумение по поводу поразительной беспечности, позволяющей целым поколениям евреев в XX веке вручать свою судьбу в чужие руки.

Но если рассматривать это явление не в масштабе тысячелетий, в котором теряются многие характерные черты, а в узком временном интервале порядка десятков лет, мы сталкиваемся со значительной сложностью проблемы.

Действительно, как перешла еврейская традиция через два поколения практически ассимилированных, лояльных советских людей к современной молодежи. Почему, несмотря на наличие объективных и субъективных факторов, способствующих ассимиляции, евреи сохранились как компактная группа? Почему национальное чувство евреев пробудилось не в 50-годах, когда все, казалось, так явственно  напоминало  о  нем,  а  только  в  конце  60-х? Почему, вообще, несмотря на то, что за последние 50 лет евреи в большинстве перешли на русский язык, утратили религию, изменили социальный состав и образ жизни, они продолжают оставаться выделенным меньшинством, регулярно о себе напоминающим? Как и на все вопросы типа «почему», на эти вопросы не может быть дан категорический ответ, так как категория причинности здесь не определена. Но можно проследить некие связи этих явлений с одновременно протекающими в обществе процессами в надежде, что эти связи окажутся устойчивы.

Оставив в стороне как высшие, так и чересчур глубокие возможные причины наблюдаемых явлений, попробуем сосредоточиться на простых социальных и юридических фактах. При этом для того, чтобы сохранить неизменным уровень рассмотрения, нам придется игнорировать множество факторов (например, политических), которые при другом угле зрения могли бы претендовать на роль первопричин.

Существование в Российской Империи «черты оседлости», ограничения в выборе профессии и традиционный интеллектуализм привели к тому, что получение образования укрепилось в сознании российских евреев, как одна из высших ценностей. Для очень многих — просто высшая.

В течение последних ста лет доступность образования была настолько жизненно важным требованием для евреев, что все остальные и, в частности, национальные требования бессознательно отодвигались ими на второй план. Отмена соответствующих ограничений после 1917 г. вызвала такой подъем, что даже экономические интересы значительной части еврейского населения (более 30% евреев в конце 20-х годов были лишенцами, т.е., относились к мелкой буржуазии) отступили перед этими стремлениями. В результате, уже в тридцатые годы произошли радикальные изменения в социальном составе, в образовательном уровне евреев.

К нашему времени советские евреи сложились не только (и, может быть, далеко не столько) как этническая, но и как социальная группа, уровень образованности которой гораздо выше среднего по стране. Практически все взрослые евреи входят в эту группу имеющих среднее образование и 20% (треть всех взрослых) всего народа имеют высшее. В среднем же по СССР только 22% (треть взрослого населения) входит в группу лиц с законченным средним образованием и лишь 4% населения имеет высшее.

Такому разрыву между евреями и остальными народами СССР отчасти способствовало то, что на оккупированных гитлеровцами территориях СССР во время войны 1941-1945 гг. было убито больше миллиона евреев, принадлежавших, в основном, к необразованной части народа, проживавших в маленьких городах и сохранявших многие еврейские особенности. Оставшиеся в живых, таким образом, потеряли все то, что обычно зовется корнями, народной средой и т.п.

Резкий рост квалификации и народного образования евреев сопровождался разрывом традиционных связей, массовым переселением в большие города и падением влияния религии. Сейчас около половины всех евреев проживает в Москве, Ленинграде, Харькове и Киеве.

Неясно, в какой мере получение европейского образования само по себе связано с выходом из первоначальной общности еврейской, но ясно, что образовательный уровень европейских евреев в СССР был достигнут за счет потери значительной части национального своеобразия. Теперь, когда эта цена уже заплачена, оказалось, что жертва, быть может, была напрасной.

Начиная с 50-х годов, евреи сталкиваются с систематическими трудностями в получении высшего образования, которые воспринимают как проявление национальной дискриминации даже и тогда, когда они связаны, в действительности, с другими причинами.

<...>

 

Вышесказанное не значит, что в резком отклонении относительных цифр для евреев от общих показателей не играет роли национальный элемент. Напротив, повышение трудностей в получении образования для евреев ... находится в согласии со многими выступлениями деятелей народного образования и изданиями, пропагандировавшими мысль о желательности приведения национального состава интеллигенции в соответствие с национальным составом советского народа в целом.

Так как евреи составляют меньше 1% населения СССР, постановка такой задачи означала бы планирование деградации еврейского народа, ибо сейчас среди лиц с высшим образованием евреи составляют около 5%, а среди научных работников — 10%. При отмеченном выше практически неизменном числе мест в институтах ориентация общества в этом духе должна привести к вытеснению евреев в будущем из областей, которые десятилетиями казались им наиболее достойным полем приложения сил — медицины, физики и т.п.

<…>

 

Потенциальную угрозу, скрытую в подобного рода идеях, интеллигенция (... больше трети самодеятельного еврейского населения имеет высшее образование и, следовательно, относится к интеллигенции) воспринимает не менее остро, чем действительные гонения, так как идейные обоснования реально существующих и известных им ограничений они понимают, как окончательное утверждение этого несправедливого приговора.

Затруднения в получении образования теперь евреи встречают гораздо болезненнее, чем в XIX веке. Если тогда стремление евреев к образованию означало для них некоторую экспансию, то сейчас такое стремление есть лишь функция от их образа жизни. Если ограничения в прошлом стесняли евреев, то сейчас угрожают самым основам их существования как группы. Променяв традицию на эту единственную ценность — образование, евреи, лишаясь образования, — лишаются всего.

Интеллигенты, построившие свою жизнь на профессиональных успехах, ощутив препятствие в этом пункте, оказываются перед лицом кризиса, равносильного потере смысла жизни. Именно на поисках этого смысла все больше сосредоточиваются советские интеллигенты всех национальностей по мере того, как темп развития высшего образования, а с ним и социальная динамика замедляются.

Наталкиваясь на механическую преграду на пути своего развития, интеллигенция, которая может и хочет развиваться, прилагает усилия, чтобы продолжать это развитие в духовном плане. Причем эти усилия прилагают не столько те, кому угрожает опасность остановки, сколько те, кто способен приложить такие усилия. Происходит спиритуализация общей культуры и, так сказать, гуманитаризация научной и технической элиты. Повышение внимания к гуманитарным ценностям с неизбежностью приводит к повышению роли национальных и традиционных элементов в культуре в противовес техническим.

Таким образом, национальное пробуждение евреев связано не с усилением антисемитизма, а с ростом культуры самого еврейского народа. Аналогичные явления происходят, конечно, и в русской среде, но перед евреями здесь стоят особые трудности, связанные с их положением нацменьшинства.

Как, собственно, может осуществиться ограничение прав еврея? По какому признаку? Выделение и, следовательно, ограничение прав еврея начинается с того момента, как в паспорте или анкете он заполняет графу «национальность». Эта характеристика, будучи совершенно неопределенной с научной точки зрения, является юридическим источником выделенности, не зависящим от воли человека. Он заполняет эту графу не на основе самоощущения, а на основании документов о происхождении и, следовательно, не волен выбирать.

В то время как для русского или украинца наличие такой отметки в паспорте в реальной обстановке никак не сказывается на его судьбе, для еврея эта деталь может оказаться краеугольным камнем биографии.

В глазах лиц, определяющих кадровую политику, в глазах окружающих и, наконец, иногда и в собственных глазах он может стать представителем категории, а не личностью. Излишне напоминать, насколько неприемлемой является такая возможность с моральной точки зрения и насколько разлагающе действует она на нееврейское население.

Несущественно здесь также и то, что отмена этого «пятого пункта» вряд ли заметно улучшила бы положение евреев. Существенно для нашей задачи выяснить, существуют ли какие-то дополнительные духовные возможности, хотя бы отчасти компенсирующие евреям юридический ущерб, происходящий от непроизвольной выделенности.

Что известно об этой категории самим ее представителям и что знает советский человек о прошлом и настоящем еврейского народа? Что могут евреи узнать и сообщить своим детям о своем происхождении и свойствах?

Ответ на все эти вопросы, к сожалению, слишком прост: почти ничего. Евреи в СССР вынуждены смотреть глазами других на себя. В их распоряжении нет никаких средств самопознания. Они лишены своей литературы, своей истории, своего искусства. Рассеянные среди других народов, они мыслят категориями, принятыми среди этих народов. Лишенные своей традиции, евреи вынуждены внутренне мириться с той, более чем скромной, ролью, которую отводит им традиция русская или украинская. Может быть, по этой причине евреи в СССР до недавнего времени были самыми ярыми поборниками интернационализма. Этот их интернационализм оказывался зачастую не столько глубоким пониманием общечеловеческой природы культурных ценностей, сколько поверхностной реакцией на их неукорененное, вненациональное положение. Идеологическая ситуация сложилась таким образом, что на вопрос «кто Вы такие», еврей должен был ответить: «мы — русские второго сорта». Стыдливая формула — «Граждане СССР еврейской национальности» отчасти эту тенденцию уже зафиксировала.

Во всех странах и у всех народов люди получают национальное воспитание и затем, если обстоятельства благоприятны, поднимаются от ценностей национальных к общечеловеческим. Гуманизм и понимание других культур опирается на опыт собственной национальной культуры. Иначе обстоит теперь дело у евреев в СССР. Не имея своего языка и специфических форм общения, они вынуждены сначала дойти до уровня общечеловеческих ценностей и лишь на этом этапе ощутить, что их гуманизму недостает глубины, происходящей от собственных национальных традиций. Для того, чтобы хорошо понимать других, нужно уметь понимать себя. Этому пониманию обычно способствует изучение своей истории, восприятие своего культурного и психологического своеобразия через национальное искусство и т.д.

Однако в советской культуре обнаруживается в этом отношении пугающая пустота. Нет не только никаких изданий, посвященных, например, истории евреев, но даже из учебников истории древнего мира, начиная с пятидесятых годов, исключены главы, повествующие о Иудее и Израиле.

Несмотря на богатые театральные и музыкальные традиции, случаи выступлений артистов с еврейской программой за последние годы можно сосчитать по пальцам. Никакой живой еврейской литературы (тем более на русском языке, на котором говорит более 80% евреев) нет, несмотря на то, что в Союзе писателей состоит около тысячи писателей-евреев. Большая часть еврейской художественной интеллигенции занята интерпретацией и популяризацией достижений русской и других национальных культур.

Евреям, которые прославились своим всепониманием в прошлом, грозит теперь культурное ничегонепонимание, ибо они не сознают себя. Без такого осознания никакое восприятие культурного объекта не является полным, ибо содержит неизвестное, присущее объекту. Еще хуже, если эти неизвестные подменяются предполагаемо известными, зачастую просто литературно обусловленными качествами.

Хотя далеко не все евреи понимают эту опасность, все они с бессознательной тревогой отмечают падение процента знающих еврейский язык  (процент считающих идиш родным языком, снизился с 21% по данным переписи 1967 г. до 17% в 1970 г.) несмотря на общее падение численности евреев, исчезновение еврейской советской литературы, театральной и музыкальной жизни. Если на предшествующем этапе техническое образование, культура, как таковая, — «цивилизация», казалась им ценностью большей, чем то, что они имели, в настоящем подошел момент, когда на первый план выдвигается ощущение потери. Потеряна традиция, язык, своеобразные формы общественной жизни, понимание предшествующих поколений, общность с евреями всего мира.

Было бы несправедливо винить в этих потерях советское правительство. Вековая традиция еврейства была прервана в значительной мере по вине (назовем это лучше заблуждением)  самих евреев старшего поколения. В тех грандиозных преобразованиях, которые происходили в СССР в 20-е и 30-е годы, у слишком многих, к сожалению, возникло ошибочное убеждение, что человеческая психология формируется из немногих простых компонентов, и социальный фактор в этом формировании — решающий.

Если бы это было действительно так, в СССР сейчас вовсе бы не было евреев, поскольку их психологические особенности приспособились бы к их социальному бытию, а графа в паспорте заполнялась в те годы по желанию. Однако, мы вопреки этому взгляду видим, что и в 1970 г. в СССР проживает более двух миллионов людей, считающих себя евреями.

В СССР широко распространено мнение, что евреи не представляют собой целостной нации, а лишь этническую группу. Соответственно этому взгляду, евреи разных стран принадлежат к разным этническим группам и имеют с народами этих стран больше общего, чем между собой. Однако, невзирая на эти дефиниции, во всем мире отличают евреев, и они тоже отличают друг друга по множеству признаков. Этого, вообще говоря, достаточно как для того, чтобы они осознали и защищали свои общие интересы, так и для того, чтобы, по крайней мере, часть из них захотела и добилась самоопределения как нация.

Но у евреев есть гораздо большее. Общее происхождение и двухтысячелетняя история рассеяния закрепили в еврейском народе некие характерные черты и принципы взаимоотношений, создающие психологическую общность, и оставили нам громадное литературное наследство, на котором основывается общность культурная. Это богатство воплощено в еврейском языке (иврит), еврейской истории и Библии. Развитие национального чувства и поиски корней еврейского своеобразия, ставшие заметными в последние годы, проявились в возникновении устойчивого интереса именно к этим культурным ценностям. Любопытно, что европейское образование и длительный опыт равноправия таким образом повлияли на психологию советских евреев, что свою древнюю историю и библейскую литературу они воспринимают гораздо охотнее, чем культуру недавнего прошлого, напоминающую им об их униженном положении в дореволюционной России. По-видимому, именно этим следует объяснить практическое отсутствие интереса к Шолом-Алейхему и идишистской культуре вообще на фоне резко выросшего интереса к Библии и Талмуду. Несмотря на повышенные, в этом случае, трудности молодежь рьяно изучает иврит и довольно пренебрежительно относится к языку идиш.

Аналогичная тенденция проявляется в изучении молодежью еврейской истории. В этом стремлении проявляется естественная психологическая потребность людей (и народов) ощущать себя самодовлеющим целым, а не второстепенной частью чужой жизни и истории.

Русская история, которая представлена советским евреям, как источник сведений о прошлом, не удовлетворяет эту потребность. Например, изучая русскую историю, евреи, в лучшем случае, узнают, что их предки способствовали экономическому развитию западных областей Российской Империи. Но вряд ли именно эта цель составляла содержание жизни еврейского народа в предыдущие два столетия. Так же и та постоянно страдательная роль, в которой выступают евреи в истории России начала этого столетия, никак не соответствует активному мироощущению советских евреев. Возникает необходимость начать историю с более отдаленных времен, и тут мы сталкиваемся с острым интересом интеллигенции к Библии.

Необходимо подчеркнуть разницу в восприятии Библии русским человеком и евреем. Для русского человека Библия имеет значение общекультурной ценности и религиозной книги. На основе этого второго значения построено отношение к Библии всех официальных кругов в СССР. Но для евреев Библия — основа национальной традиции и исходная точка истории. Она не может быть отделена от светской еврейской культуры и перевешивает любую другую культурную ценность, которую можно было бы ей противопоставить. Поэтому, обращаясь к духовным ценностям, евреи не могут миновать Библию и связанные с ней традиции.

Значительная часть еврейской религиозной традиции сложилась как своеобразное одухотворение светской еврейской истории и национальной жизни. Поэтому отделить эту национальную жизнь от религии, означало бы ее обеднить. Так, например, невозможно отделить празднование исторических освобождений евреев в Пасху, Пурим и Хануку от религиозного содержания этих событий. Многие, становясь на путь поиска национальной традиции и углубления духовности, не останавливаются и перед формальным обращением к религии. Во всяком случае, молодежь регулярно собирается вокруг синагог, отмечает национальные праздники, старается вникнуть в смысл и соблюсти букву еврейских обычаев. Вообще говоря, такое стремление не тождественно религиозным поискам, так как синагога в еврейской традиции отнюдь не храм, а просто средоточие еврейской общественной жизни (буквально, собрание), празднования приурочены к различным политическим и культурным событиям многовекового прошлого евреев, а большая часть обычаев имеет вполне рациональное происхождение. Но ситуация в диаспоре такова, что окружающие, а иногда и сами евреи, начинают смотреть на эти вещи в контексте привычных представлений, сложившихся под влиянием иных религий. Это и приводит к отождествлению национальной традиции с традицией религиозной.

Выше отмечалось, что такая тяга к традиции связана отчасти с замедлением социального развития группы и, как бы превращением части кинетической социальной энергии в потенциальную. Это явление противоположно тому, что происходило в 20-е годы, когда потенциальная энергия духовная, накопившаяся за столетия, реализовалась в мощном социальном развитии евреев.

Некоторая однобокость этого развития теперь выправляется благодаря отмеченной спиритуализации, и это означает дальнейший рост культуры. Однако, эта форма развития наталкивается на серьезное препятствие, связанное с традиционной антирелигиозной политикой руководства СССР. Как было сказано, в еврейской традиции нельзя формально отделить религиозный элемент от светского. Поэтому вся традиция оказывается внеположной по отношению к советской культуре.

Какие намечаются в советском обществе пути преодоления охарактеризованных трудностей? Могут ли они быть преодолены, вообще? Среди евреев оказывается все больше людей, которые предпочитают решить эту проблему радикально, выехав в государство Израиль. Таким образом, для этих людей, которые отказываются позволить кому бы то ни было распоряжаться их национальным развитием и человеческой судьбой, вопрос сводится к техническому.

Не менее радикальным выглядит путь полной ассимиляции евреев, выбранный многими из них и столь же многими с негодованием отвергнутый. В сочетании со спиритуализацией, о которой говорилось выше, этот путь толкнул некоторых даже к принятию православия.

Мне кажется, не имеет смысла обсуждать моральную и культурную приемлемость такого пути до тех пор, пока имеются юридические препятствия (паспорт, анкеты), делающие этот путь совершенно нереальным. Во всяком случае можно предвидеть, что здесь, и после устранения технических трудностей, вопрос не будет исчерпан.

Промежуточная точка зрения, с которой развитие еврейской национальной культуры возможно в настоящих условиях и даже на русском языке, обладает всеми недостатками опортунистических доктрин, но лишена их главного достоинства — широкой распространенности, связанной с приемлемостью для среднего человека. По целому ряду исторических причин в России никогда не были популярны умеренные взгляды, и умами всегда завладевали радикальные теории. В этом отношении евреи России не отличаются от русских и также склонны к идеологическим крайностям. Однако справедливость требует заметить, что только такое поставленное национальное развитие, возможно поставило бы еврейскую интеллигенцию в положении равной с русской.

Подытоживая свой анализ, я хотел бы сформулировать условия, при выполнении которых проблемы евреев, как мне кажется, перестали бы выделяться среди проблем многих других народов СССР:

Если бы было разрешено:

а) Уехать из СССР всем евреям, желающим переселиться в Израиль, так, чтобы все оставшиеся действительно считали СССР своей Родиной.

б) Ассимилироваться всем желающим ассимилироваться, так, чтобы евреями оставались только те, кто добровольно хочет этого.

в) Развивать свою национальную культуру всем, кто хочет ее развивать, и на том языке, на котором они этого захотят.

Мы могли бы считать, что евреи оказались в положении русских или украинцев, и, в соответствии с вульгарно социологической точкой зрения, принятой в этой статье, ожидать от них сходного поведения.

Только если бы и в этой ситуации их поведение оказалось бы резко отличным, мы смогли бы обоснованно утверждать, что народами движут другие силы, и различия между ними внесоциальны.

<...>

 

Оставьте, пожалуйста, свой отзыв

 

Вебредактор и вебдизайнер Шварц Елена. Администратор Глеб Игрунов.