* * *
Евгению Рейну
Крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов, сидящих
в такой же точно позе на другом
конце моста и на него глядящих
такими же глазами.
Львиный пост.
Любой из них другого, а не мост
удерживает третью существа,
а на две трети сам уже собрался,
и, может быть, сейчас у края рва
он это оживающее братство
покинет.
Но попарно изо рта
железо напряженного прута
у каждого из них в цепную нить
настолько натянуло звенья,
что, кажется, уже не расцепить
скрепившиеся память и забвенье,
порыв и неподвижность, верх и низ,
не разорвав чугунный организм
противоборцев.
Только нежный сор
по воздуху несет какой-то вздор.
И эта подворотенная муть,
не в силах замутить оригинала,
желая за поверхность занырнуть,
подергивает зеркало канала
нечистым отражением.
Над рвом
крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов напротив:
в их неподвижно гневном развороте,
крылатость ненавидя и любя,
он видит повторенного себя.
Март— апрель 1964
ВОЗМОЖНОСТИ
Всей безобразной, грубою листвой,
средь остальных кустарников изгнанник,
лишенный и ровесников, и нянек,
всерьез никем не принятый, ольшаник
якшается с картофельной ботвой.
При этом каждый лист изнанкой ржавой
уж не стыдится сходства с той канавой,
в которой грязнет, глохнет каждый ствол.
И гасится матерчатой листвой
звук топора, которым огородник
старательно пропалывает свой
участок от культур неблагородных,
остерегая весь окружной лес
селиться на его делянках, здесь.
И валится ольха. Но не на отдых,
а сорняком и плевлом от древес.
Из этих веток, в стройке непригодных,
хозяин настилает пол на сходнях,
чтоб выбирал он грязь из низких мест.
И к небесам взывает красный срез.
А новые растут из торфа, глины,
и у провисших в озеро небес
нет дерева прекраснее ольшины,
когда она свой век до половины
догонит, не изведав топора:
и лист по счету, и узор вершины,
и чернь ствола, и черные морщины,
и в кружевных лишайниках кора,
протертая на швах до серебра, —
приметы так отточенно-старинны,
что дерево красавицей низины,
казалось бы, назвать давно пора,
и впереди ветвистого семейства
она по праву заняла бы место;
в ней всё — и шишек прихотливый строй,
тушь веток и законченность их жеста,
и поза над озерной полосой,
и стать, посеребренная росой, —
всё поражает позднею красой.
Но есть в ней отчужденность совершенства.
13— 14 сент. 1965
* * *
Как топор без топорища
медленно по звездам рыща,
выйдет месяц за ущерб
над гниющею деревней.
В тишине, без ударений
он навалит нежных щеп.
Без усилия, дремотно
даст он видимость ремонта, —
полуночный доброхот, —
стешет преющую слегу,
вставит, вынув из высот,
в безобразную телегу
шкворень лунного стекла.
Боже! Сколько в мире зла,
залитого свежей ложью,
где бездействуют дела
и откуда жизнь ушла
в города по бездорожью.
1967
ВЕЧНАЯ ВЕСНА
Вянет листва,
и калитки могли бы расплющивать пули —
так замкнули
казенные хозяева
свою дрёму с обеда на стуле…
Пыль по реке
из Череповца тянется вместе с жарою.
Бороду брею —
смыть приходится мыльную кровь на щеке
той же водою…
Та же река
предо мной запирает бетонные шлюзы,
и сухогрузы
издалека,
и заборы поближе похоже сверяют бока…
Узко пока
заходить — широко выйдешь после в просторы!
Красные створы
путь укажут, где вечная будет весна.
Это Шексна
мертвый паводок так чудотворно разлила,
будто весна,
будто время, как в шлюзах, стотонная сила
остановила,
а сама — на подводные крылья, и — словно блесна…
Мчит Метеор,
а вокруг-то ни граю, ни птичьего гвалту,
по Волго-Балту,
вешний простор
по Волго-Балту, который уж год, до сих пор,
по Волго-Балту.
Март 1968
ДНИ
Сестры, от всех болезней панацею,
беру я край одежды и целую,
его отводит крупное дыханье,
но братом я себя не назову.
Бывали дни большой просторной жизни…
А может, у святого Себастьяна
под ребрами торчат чужие взоры?
Но оставайся ты моей сестрой.
1968
ТРАУРНЫЕ ОКТАВЫ
Голос
Забылось, но не все перемололось...
Огромно-голубиный и грудной
в разлуке с собственной гортанью голос
от новой муки стонет под иглой.
Не горло, но безжизненная полость
сейчас, теперь вот ловит миг былой,
и звуковой бороздки рвется волос,
но только тень от голоса со мной.
1971
ВОСПОМИНАНИЕ
Здесь время так и валит даровое...
Куда его прикажете девать,
сегодняшнее? Как добыть опять
из памяти мгновение живое?
Тогдашний и теперешний — нас двое,
и — горькая, двойная благодать —
я вижу Вас, и я вплываю вспять
сквозь этих слез в рыдание былое.
1971
Источник: сайт Vavilon.ru и Русская виртуальная библиотека.
Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!
|