АНТОЛОГИЯ САМИЗДАТА :: КРОШКИ С ПИСЬМЕННОГО СТОЛА

В первом журнала «Костры безумия» (февраль–декабрь 1972) были помещены статьи «О подражании Энгельсу» (полемика с самиздатским автором К. Буржуадемовым, написавшим «Очерки растущей идеологии»), «Человек и должность» (по поводу великопостного письма А. Солженицына патриарху и двух откликов, С. Желудкова и Ф. Карелина), «За чтением "Августа"» (заметки о романе А. Солженицына «Август четырнадцатого»), а также мистерия «Победа» и, наконец, «Крошки с письменного стола». Часть «Крошек» следуют ниже.

Давно уже замечаю в себе склонность утверждать нечто просто так, п. ч. так думаю. Иногда промахиваюсь: перечитываю потом, скучно. Но ведь именно в состоянии некритическом рождается положительное.

Хотел выбросить отрывок, но вспомнил, что похвалили его, и оставил. Почему же оставил, когда хотел выбросить? Рассердился и выбросил, а потом думаю: ведь похвалили... Обратно его поместил и опять разозлился.

Встретил институтского приятеля; чуть друзьями когда-то не стали. Я обрадовался и заговорил, как тогда разговаривали: неопределённо и рассудительно. Хотел найти общую тему.

Но стало скучно обоим. Он-то в гору идет. – А ты, Вася, где? Как, всё там же?!

Нас объединяла бы служба, сослуживцы-союзники, сослуживцы-враги. Но ведь мы служим в разных местах. Расстались как-то незаметно, не простившись.

Вас. Вас. предвосхитил новую прозу начала века. Как он пишет, например, о П. Флоренском: «Вся натура его ползучая. (Поставил точку. Помедлив, чтобы поняли обидное, но затем): он ползёт, как корни дерева в земле»

Мой друг однажды заметил: «Русское общество закатилось в нишу». Тут уж ничего не поделаешь.

Что мне нужно от литературы? Сообщений о неизвестном мне? Нет. Я хочу узнать о неизвестном никому, а это неизвестное ведомо писателю и сквозит из-под слов.

Всё остальное можно узнать из журналов и календарей.

Согласны только с тем, что они прочитали в юности. С тех пор ничего не читали.

Если б мне пришлось выступить в американском сенате (или конгрессе? Еще не решил.), то я сказал бы такую речь.

– Товарищи сенаторы! – Или нет, неудобно. – Господа! – И это как-то неточно. Может быть, джентльмены? Но это уж совсем неправильно. Я бы сказал: – Товарищи господа! Мне хотелось бы высказать кое-что, но не знаю, как к вам обратиться. Поэтому, скажу. Спасибо

За настоящие деньги люди согласились бы работать. Но за липовые, за карманные... Халтурить не перестанут.

– Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона. Передаем обзор газеты «Правда»…

В чём неистинность мышления В. В. Розанова... я это чувствовал, но не мог понять. Неловко говорить мне «неистинность», я люблю В. В. Скажу лучше – особенность.

Он рассуждает о человеке так, будто тот живет тысячу, две тысячи лет, и воспринял и почувствовал этот человек весь опыт нации. Нация «спрессована» у В. В. в одного человека. «Русский», «еврей», для В. В. фикция, поскольку он говорит о живом современнике.

Заподозрив это, я спросил у еврейской девушки, что такое миква^². «Не знаю». Смущения не было. Был интерес: «Сейчас расскажет новое».

Где еврей, где русские, жившие рядом с В. В. А где еврей и русский, жившие за сто лет до него.

В который раз подумал: история и «факты» – материал... но не тот... а для одежд нашим мыслям.

Вот в чём дело! Католицизм и протестантизм, видите ли, рождают индивидуализм. А православие – соборность, отказ от индивидуальности, которая, однако, не исчезает, а наоборот, раскрывается в соборности до полного исчезновения (опять диалектика).

Как всё знакомо: Москва – третий Рим, Россия покажет новый путь, «исходил, благословляя», православие – о, о!

Почему оригинальная русская философия проросла лишь в начале столетия? Русский философ никогда не мыслил так, словно он один на всем белом свете. Размышляя, он не мог забыть о мире и Европе.

Поэтому – «Русь особенная». (П. ч. Европа – так себе, не особенная какая-то). Уповали на национальность, на православие.

На этой удивительной гнили и расцвёл удивительный социализм.

Умница П. Я. Чаадаев надеялся на самую малость: что Россия послужит уроком.

Мир пройдёт через рабство и усвоит (когда будет поздно) русский урок.

А наши русские... за границей… всё льстили себе. И эту лесть проповедовали остальному миру.

– Э, – говорю продавщице, – гнилой лучок-то?

– Весь такой привезли. Не хотите – не берите.

Какая фантастическая жадность у этого государства. Ведь не может, рук не хватает, весь «коллективный разум» пропили, а все одно: только я буду строить, только я – продавать, лечить, учить, убивать.

– А лук – гнилой. Пусть Иванов хорошим луком торгует.

– Нет, Иванову не дам. А тебя, настырного, я вылечу, потому что ты психически болен.

Примечание. Идя навстречу пожеланиям трудящихся, понедельник переносится и следует теперь после четверга.

Социализм существующий, говорят, вовсе не тот, который предсказывал Маркс. О, если б он был жив.

Так плоско аналогическое и сослагательное мышление!

Вы придумали прибор и сумели его построить. Маркс придумал государственное устройство. Россия воплотила его.

Вы смотрите на воплощённое и говорите, что оно не такое, какое Маркс запланировал.

Вы инженерный подход к материалу переносите на общество. «По аналогии».

Хочется «всё свести к одному», к чему-то похожему на сопромат. История же не знает разумного, «логичного». Вот и предположите, что социализм есть единственно возможное осуществление изысканий бородатого Карла.

Спорят с марксизмом, мечтают об учреждении такого общества, где всё отдано внешнему, и это внешнее воспитает изумительных людей.

Вы на себя оглянитесь, займитесь собой сами, – единственным делом, которое осуществляет человека.

Ещё спрошу: отчего вы не спорите с магометанством? «Не актуально». «Прошло». Но возможно ли магометанство опровергнуть?

Поначалу я тоже намеревался прочесть книжки и бородатого, и владельца фаянсового заводика, – и опровергнуть. Время шло, книги оттеснили их постепенно и без опровержений. Всегда так: читают, спорят, а потом не читают и не спорят. Переспорили? Выросли.

Странно, что иллюзия причинности, раздутая Марксом, воспринимается как итог науки, как нечто «доказанное», (марксизм). Молодец этот Маркс, сколько лет мир дурачит, а бедную Россию и совсем одурачил.

Нужно не спорить с марксизмом, а пройти мимо... в библиотеку.

– Какая же тогда это свобода, тогда определите понятие, и т. д.

– Не хочу определять. Да, мне нужна свобода, а убивать нельзя. Вот

Марксизм должен быть преодолен, поскольку он не знает свободы, у него есть только «познанная необходимость» («определение»), т. е.: знаю, что нечто сверх человеческой власти, следовательно, не хочу, поскольку этого хотеть бесполезно.

Марксизм не знает свободы как творчества, с ним не о чем спорить, его незачем «возрождать» – он пуст.

– Да вы взгляните: у Маркса так, а у Ульянова этак!!

Вот как получается: совдеп сторговал у Никсона освобождение дурочки Дэвис и арест П. И. Якира.

Демократия, казалось бы, должна видеть в Якире «своего» и не давать согласия на его арест.

Деспотия печется о «своих», демократия «объективна» и «своих» не узнаёт.

Понятно, кто победит в таком случае. И я не сумею отрицать, что в разгроме западной демократии не будет немножко «исторической справедливости».

Господи, как я ничтожен. О, как ничтожно государство, сильное моим ничтожеством.

Декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил Николая Гавриловича, тот, не долго думая, разбудил Александра Ильича. Он-то разбудил своего брата Володю, Володя разбудил сапожника.

Иногда они трогательны. Вот и в свежей «Литературной газете».

«И. П. Тритатушкину исполнилось 60 лет. Союз писателей направил ему приветствие, в котором говорится: Дорогой Иван Палыч Тритатушкнн! Поздравляем Вас с замечательной датой. Вы родились в 1912 году, в 1930 г. с отличием закончили три класса средней школы, но настоящую школу Вы прошли на работе в ОГПУ. Ваши книги полюбились читателю. Вы написали романы «Радость», «Счастье», повесть «Светлое ликованье», пьесу «Радостное счастье» и другие. Ваше творчество хорошо известно и за рубежом: сборник Ваших рассказов «Восторженные встречи» переведён на монгольский и болгарский языки. Желаем Вам...»

...Вдруг и записать что-нибудь. Всплывшее в сознании, необработанное, натуральное, здоровое. Поднявшееся из тьмы веков и пространства, освоенных предками.

Пожилой утомлённый человек на лавочке, на берегу канала. Попросил закурить, я сел рядом с ним Особенный осенний день: дымное солнце, туман, но тепло. Было в этом человеке остро чувствуемое равнодушие измученного.

– Так вы говорите, что американцы откажутся торговать?

– Да, если они будут брать деньги с евреев за образование.

– А за то, что людей в дурдомах пытают, торговать не перестанут?

– Вот видите, как. Они все одинаковые. Мы курили.

– Однако, получается, что у евреев две родины, а у меня ни одной.

Он повернулся ко мне, и я увидел, что единственное чувство, сменившее равнодушие, – ненависть. Глаза загорелись ненавистью – густой, зрелой, смертельной.

Можно ли было касаться рассуждениями его раны, которую никогда и ничем не излечить.

Мы смотрели на старые дома за каналом, такие теплые, такие кирпичные. И вдруг я проникся этим человеком, нас объединило со-чувство: спокойное величавое отчаяние, оцепенение перед безысходностью.

Это прошло; я встал. Впору было обняться; мы пожали друг другу руки.

Всё-то русские страдали, как жертвы. А если попробовать страдать, как герои?

Говорят, кроме основной границы вокруг совдепа устроены еще несколько ложных. Перейдет несчастный границу и думает, что на свободе. Как бы не так! Ещё одна граница перед ним, и опять с собаками. Он изловчится, переползёт её, – ну, думает, теперь всё. Глядь – снова проволока впереди! Мысли у него начинают путаться, не знает, что и делать, плачет, ползёт через третью, а впереди – четвёртая!.. Многие с ума сходят, пока выберутся.

Один недостаток у писания в подполье есть: отсутствует общение непосредственное, общение живое. У подпольного писателя растёт чувство исключительности, т. е. ложное ощущение высоты. Или по-другому сказать: он создаст словарь, понятный только ему. Высота оказывается закрытой от взглядов других, а может быть удивительная.

Не только сознательный шифр, но и не зависящий от воли писателя.

– Дай мне скорее розовые очки: я хочу взглянуть на действительность.

1 Теперь правильнее сказать «разрядка» (Прим. 1978 г.)

2 Ми́ква или Ми́квэ (иврит) – букв. «скопление [воды]» – водный резервуар для омовения (твила) с целью очищения от ритуальной нечистоты. {Прим. редактора OCR – ОК}

3 Теперь уже нет… (Прим. 1978 г.)

Распознал и откорректировал Олег Курса.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!