Автор: Максим Горький
Название: Несвоевременные мысли. Зметки о русской революции и культуре
Период появления в самиздате: 1950-е


 

НЕСВОЕВРЕМЕННЫЕ МЫСЛИ. ЗАМЕТКИ О РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И КУЛЬТУРЕ

 

I

 

Русский народ обвенчался со Свободой. Будем верить, что от этого союза в нашей стране, измученной и физически, и  духовно,  родятся  новые сильные люди.

Будем крепко верить, что в русском  человеке  разгорятся  ярким  огнем силы  его  разума  и  воли, силы, погашенные и подавленные  вековым  гнетом полицейского строя жизни.

Но нам не следует забывать,  что все  мы — люди вчерашнего  дня  и что великое   дело  возрождения  страны  в  руках  людей,  воспитанных  тяжкими впечатлениями прошлого в духе недоверия друг к другу, неуважения к ближнему и уродливого эгоизма.

Мы  выросли  в атмосфере  «подполья»;  то,  что мы  называли легальной деятельностью, было, в  сущности своей, или лучеиспусканием в пустоту,  или же  мелким  политиканством  групп и личностей,  междоусобной борьбою людей, чувство  собственного   достоинства   которых   выродилось  в   болезненное самолюбие.

Живя среди отравлявших душу  безобразий старого режима, среди анархии, рожденной  им,  видя, как  безграничны пределы власти авантюристов, которые правили нами,  мы  — естественно и  неизбежно  — заразились всеми пагубными свойствами, всеми навыками и приемами людей,  презиравших нас, издевавшихся над нами.

Нам   негде  и   не  на  чем   было  развить  в  себе  чувство  личной ответственности  за  несчастия страны,  за ее постыдную жизнь, мы отравлены трупным ядом издохшего монархизма.

Публикуемые  в   газетах  списки   «секретных   сотрудников  Охранного отделения»,-  это  позорный  обвинительный  акт против  нас,  это  один  из признаков социального распада и гниения страны,- признак грозный.

Есть и  еще много грязи, ржавчины и всяческой отравы, все это не скоро исчезнет; старый порядок разрушен физически, но  духовно он остается жить и вокруг  нас,  и  в  нас  самих. Многоглавая гидра  невежества,  варварства, глупости,  пошлости  и хамства  не  убита;  она испугана, спряталась, но не потеряла способности пожирать живые души.

Не  нужно  забывать, что  мы  живем  в  дебрях  многомиллионной  массы обывателя,  политически   безграмотного,  социально  невоспитанного.  Люди, которые  не  знают,  чего  они  хотят,-  это  люди  опасные  политически  и социально. Масса обывателя  еще не скоро распределится по  своим  классовым путям,  по линиям ясно  осознанных  интересов, она не  скоро организуется  и станет способна  к сознательной и творческой социальной борьбе. И до  поры, пока не  организуется,  она  будет питать своим мутным  и  нездоровым соком чудовищ прошлого, рожденных привычным обывателю полицейским строем.

Можно бы указать и еще на некоторые угрозы новому строю,  но  говорить об этом преждевременно да, пожалуй, и нецензурно.

Мы переживаем момент  в  высшей степени  сложный, требующий напряжения всех наших сил, упорной работы и величайшей осторожности в решениях. Нам не нужно забывать  роковых ошибок 1905-6 гг.,- зверская расправа, последовавшая за этими  ошибками, обессилила и  обезглавила нас на целое десятилетие.  За это время мы политически и социально развратились, а война, истребив  сотни тысяч молодежи,  еще  больше  подорвала  наши  силы,  подорвав  под  корень экономическую жизнь страны.

Поколению, которое  первым примет новый строй жизни, свобода досталась дешево;  это поколение  плохо  знает страшные усилия  людей,  на протяжении целого века постепенно  разрушавших мрачную  крепость русского  монархизма.

Обыватель  не знал той адовой, кротовой  работы, которая сделана для него,- этот каторжный  труд  неведом не  только одному обывателю десятисот уездных городов российских.

 <…>

 

Мы добивались свободы слова  затем, чтобы иметь возможность говорить и писать правду.

Но говорить правду,-  это искусство труднейшее из всех искусств, ибо в своем «чистом»  виде, не связанная с интересами личностей,  групп, классов, наций,-  правда  почти  совершенно  неудобна  для  пользования  обывателя и неприемлема для него. Таково проклятое свойство «чистой» правды, но в то же время это самая лучшая и самая необходимая для нас правда.

<…>

 

Вот  уже почти две  недели,  каждую  ночь  толпы  людей  грабят винные погреба,  напиваются, бьют  друг  друга  бутылками  по  башкам, режут  руки осколками  стекла  и  точно  свиньи валяются в  грязи, в крови. За  эти дни истреблено  вина на несколько  десятков миллионов  рублей и, конечо, будет истреблено на сотни миллионов.

Если б этот ценный товар  продать в  Швецию — мы  могли бы получить за него золотом или товарами, необходимыми стране — мануфактурой, лекарствами, машинами.

Люди  из Смольного,  спохватясь несколько поздно,  грозят за  пьянство строгими карами, но пьяницы угроз не боятся и продолжают уничтожать товар, который  давно   бы   следовало   реквизировать,  объявить   собственностью обнищавшей нации и выгодно, с пользой для всех, продать.

Во  время винных  погромов  людей  пристреливают,  как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего.

В «Правде» пишут о пьяных погромах как  о «провокации  буржуев»,- что, конечно, ложь, это «красное словцо», которое может усилить кровопролитие.

Развивается  воровство,  растут  грабежи, бесстыдники  упражняются  во взяточничестве  так же  ловко, как  делали  это чиновники  царской  власти; темные   люди,  собравшиеся   вокруг   Смольного,  пытаются   шантажировать запуганного  обывателя.  Грубость  представителей  «правительства  народных комиссаров» вызывает общие нарекания,  и они — справедливые. Разная  мелкая сошка, наслаждаясь властью, относится  к гражданину как к побежденному,  т.е.  так же, как  относилась  к нему  полиция царя.  Орут на всех, орут  как будочники в Конотопе или Чухломе. Все это творится от имени «пролетариата» и во  имя «социальной  революции»,  и  все это  является торжеством звериного быта, развитием той азиатчины, которая гноит нас.

А где же и в чем  выражается  «идеализм русского рабочего», о  котором так лестно писал Карл Каутский?

Где же и как воплощается в жизнь мораль социализма,- «новая» мораль?

Ожидаю,   что  кто-нибудь   из   «реальных  политиков»  воскликнет   с

пренебрежением ко всему указанному:

– Чего вы хотите? Это — социальная революция!

Нет,- в этом взрыве зоологических инстинктов я не вижу ярко выраженных элементов социальной  революции. Это русский бунт без  социалистов по духу, без участия социалистической психологии.

<…>

XXXVI

 

Все  настойчивее  распространяются  слухи  о том,  что  20-го  октября предстоит «выступление  большевиков» —  иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля.  Значит —  снова грузовые автомобили, тесно набитые  людьми с винтовками и револьверами  в  дрожащих от страха руках, и эти  винтовки  будут стрелять в  стекла  магазинов, в  людей — куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и  начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью,  все темные  инстинкты  толпы,  раздраженной  разрухою  жизни,  ложью  и  грязью политики — люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости.

На  улицу выползет  неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут «творить историю русской революции».

Одним словом — повторится та кровавая, бессмысленная бойня, которую мы уже видели и которая подорвала во всей стране моральное значение революции, пошатнула ее культурный смысл.

Весьма вероятно, что на сей  раз события примут еще более  кровавый  и погромный характер, нанесут еще более тяжкий удар революции. Кому  и для чего нужно все это? Центральный Комитет с.-д. большевиков, очевидно, не принимает участия в предполагаемой авантюре,  ибо  до сего дня он  ничем  не  подтвердил  слухов  о  предстоящем  выступлении,  хотя  и не опровергает их.

Уместно  спросить:  неужели есть  авантюристы,  которые,  видя  упадок революционной энергии сознательной части пролетариата, думают возбудить эту энергию путем обильного кровопускания? Или эти авантюристы желают  ускорить удар контрреволюции и  ради  этой цели  стремятся  дезорганизовать с трудом организуемые силы?

Центральный   комитет   большевиков   обязан   опровергнуть  слухи   о выступлении 20-го, он  должен сделать  это, если он действительно является сильным и  свободно действующим  политическим  органом, способным управлять массами, а не безвольной игрушкой настроений  одичавшей толпы, не орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков.

 

XXXVII

 

Министры социалисты, выпущенные из Петропавловской крепости Лениным и Троцким,  разъехались по домам, оставив своих товарищей М.В.  Бернацкого, А. И. Коновалова, М. И.  Терещенко и других  во власти  людей, не имеющих никакого представления о свободе личности, о правах человека.

Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем  свидетельствует их позорное  отношение к свободе  слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.

Слепые фанатики  и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся, якобы по пути к «социальной  революции»  —  на самом деле это путь к  анархии,  к гибели пролетариата и революции.

На  этом пути Ленин и  соратники его  считают возможным совершать  все преступления,  вроде  бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов  — все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин.

Конечно  —  Столыпин  и Плеве  шли  против  демократии, против всего живого и честного в  России, а за Лениным идет довольно значительная — пока — часть рабочих, но я верю, что  разум рабочего  класса, его сознание своих исторических задач скоро  откроет  пролетариату  глаза на всю несбыточность обещаний Ленина,  на всю глубину  его  безумия  и его Нечаевско-Бакунинский анархизм.

Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только  некий опыт, стремится  довести революционное  настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть — что из этого выйдет? Конечно,  он не верит в возможность победы  пролетариата в России  при данных условиях, но, может быть, он надеется на чудо.

Рабочий  класс должен  знать, что чудес  в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная  кровавая  анархия,  а  за нею  —  не менее  кровавая и  мрачная реакция.

Вот куда  ведет пролетариат его сегодняшний вождь, и надо  понять, что Ленин  не всемогущий  чародей,  а хладнокровный  фокусник,  не  жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата.

Рабочие  не  должны позволять  авантюристам и безумцам  взваливать  на голову пролетариата  позорные,  бессмысленные и  кровавые  преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам же пролетариат.

Я спрашиваю:

Помнит ли русская демократия —  за торжество каких идей она боролась с деспотизмом монархии?

Считает ли она себя способной и ныне продолжать эту борьбу?

Помнит ли  она, что  когда  жандармы  Романовых бросали  в  тюрьмы и в каторгу ее идейных вождей — она называла этот прием борьбы подлым? Чем отличается отношение Ленина к свободе слова от такого же отношения Столыпиных, Плеве и прочих полулюдей?

Не  так  же  ли  Ленинская  власть  хватает  и  тащит  в  тюрьму  всех несогласномыслящих, как это делала власть Романовых?

Почему Бернацкий, Коновалов и другие члены коалиционного правительства сидят  в   крепости,-  разве   они  в  чем-то  преступнее  своих  товарищей социалистов, освобожденных Лениным?

Единственным  честным ответом на эти  вопросы должно  быть немедленное требование  освободить министров  и других  безвинно  арестованных, а также восстановить свободу слова во всей ее полноте.

Затем разумные элементы демократии  должны сделать дальнейшие выводы, — должны  решить, по пути  ли  им с заговорщиками  и анархистами  Нечаевского типа?

 

XXXVIII

 

Владимир  Ленин  вводит  в  России  социалистический строй  по  методу Нечаева — «на всех парах через болото».

И Ленин, и Троцкий,  и  все  другие, кто сопровождает их  к погибели в трясине  действительности, очевидно убеждены вместе с Нечаевым, что «правом на  бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно», и  вот они хладнокровно бесчестят  революцию,  бесчестят  рабочий класс, заставляя его  устраивать кровавые бойни, понукая к погромам, к  арестам ни в чем  не повинных людей, вроде А. В. Карташева, М.  В. Бернацкого, А. И. Коновалова и других.

Заставив пролетариат  согласиться на уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники его  узаконили этим для врагов демократии право  зажимать  ей рот; грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина — Троцкого, эти «вожди» оправдывают деспотизм  власти,  против  которого  так мучительно долго боролись все лучшие силы страны.

«Послушание  школьников  и  дурачков»,  идущих  вместе  за Лениным  и Троцким, «достигло высшей черты»,- ругая своих вождей заглазно, то уходя от них,  то снова присоединяясь  к ним, школьники  и  дурачки, в конце концов, покорно  служат воле догматиков, и все  более возбуждают в наиболее  темной массе солдат и рабочих несбыточные надежды на беспечальное житье.

Вообразив  себя  Наполеонами от  социализма,  ленинцы  рвут  и  мечут, довершая разрушение России — русский народ заплатит за это озерами крови.

Сам Ленин, конечно, человек исключительной силы; двадцать пять лет  он стоял в первых рядах  борцов за торжество социализма,  он является одною из наиболее  крупных  и  ярких  фигур международной социал-демократии; человек талантливый, он  обладает всеми  свойствами «вождя», а также  и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс.

Ленин  «вождь» и — русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого  ушедшего  в  небытие  сословия,  а  потому он  считает  себя  вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу.

Измученный и  разоренный  войною  народ  уже  заплатил  за  этот  опыт тысячами жизней  и принужден будет  заплатить десятками тысяч,  что надолго обезглавит его.

Эта  неизбежная   трагедия  не  смущает  Ленина,  раба  догмы,  и  его приспешников — его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, не ведома Ленину, он не знает  народной  массы, не жил с ней, но он  — по книжкам  —  узнал, чем можно  поднять эту массу  на  дыбы,  чем  —  всего  легче  —  разъярить  ее инстинкты.  Рабочий  класс для  Лениных то  же, что  для  металлиста  руда. Возможно  ли   —   при  всех   данных   условиях  —  отлить  из  этой  руды социалистическое государство? По-видимому,- невозможно; однако —  отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?

Он  работает  как химик  в  лаборатории,  с  тою  разницей, что  химик пользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат, а  Ленин  работает  над  живым  материалом  и  ведет  к  гибели  революцию.

Сознательные  рабочие, идущие за  Лениным,  должны  понять,  что  с русским рабочим классом проделывается безжалостный опыт,  который  уничтожит лучшие силы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции.

<…>

LII

 

Известная   часть  нашей  интеллигенции,   изучая   русское   народное творчество по немецкой указке, тоже очень  быстро дошла до славянофильства, панславизма,  «мессианства»,  заразив вредной  идеей  русской  самобытности другую  часть  мыслящих  людей, которые,  мысля  по-европейски, чувствовали по-русски, и  это  привело их  к  сентиментальному  полуобожанию  «народа», воспитанного  в рабстве,  пьянстве,  мрачных  суевериях  церкви  и  чуждого красивым мечтам интеллигенции.

Русский  народ,-   в  силу  условий  своего  исторического  развития,- огромное дряблое  тело, лишенное  вкуса  к государственному строительству и почти  недоступное  влиянию  идей,  способных  облагородить  волевые  акты; русская интеллигенция — болезненно распухшая от обилия чужих мыслей голова, связанная с туловищем не крепким  позвоночником единства желаний и целей, а какой-то еле различимой тоненькой нервной нитью.

Забитый  до   отупения  жестокой   действительностью,  пьяненький,  до отвращения терпеливый и, по-своему, хитренький, московский народ всегда был и  остается  —  совершенно  чужд психологически  российскому  интеллигенту, богатому  книжными знаниями и нищему знанием русской действительности. Тело плотно лежит на земле, а  голова  выросла высоко в небеса,- издали  же, как известно, все кажется лучше, чем вблизи.

Конечно,  мы  совершаем  опыт  социальной  революции,- занятие, весьма утешающее маньяков  этой прекрасной идеи и очень  полезное для жуликов. Как известно, одним из  наиболее  громких  и  горячо принятых к сердцу лозунгов нашей самобытной революции явился лозунг: «Грабь награбленное!»

Грабят — изумительно, артистически; нет сомнения, что об этом процессе самоограбления Руси история будет рассказывать с величайшим пафосом.

Грабят и  продают  церкви,  военные музеи,- продают пушки  и винтовки, разворовывают интендантские запасы,-  грабят дворцы бывших великих  князей, расхищают  все, что можно расхитить, продается все, что  можно продать,  в Феодосии солдаты даже людьми торгуют: привезли с Кавказа турчанок, армянок, курдок и продают их по 25 руб. за штуку. Это очень  «самобытно», и мы можем гордиться  — ничего  подобного не  было  даже  в эпоху Великой  Французской революции.

Честные люди, которых у нас всегда  был недостаток,  ныне почти совсем перевелись; недавно я слышал приглашение такого рода:

– Поезжайте к нам, товарищ, а то у нас,  кроме трех рабочих, ни одного честного человека нет!

И вот этот маломощный, темный, органически склонный  к анархизму народ ныне призывается быть духовным водителем мира, Мессией Европы.

Казалось бы, что эта курьезная и сентиментальная идея не должна путать трагическую игру народных комиссаров. Но «вожди народа» не скрывают  своего намерения зажечь из сырых русских поленьев  костер, огонь которого  осветил бы западный мир, тот мир, где огни социального  творчества горят более ярко и разумно, чем у нас, на Руси.

Костер зажгли, он  горит плохо,  воняет  Русью, грязненькой,  пьяной и жестокой. И вот  эту несчастную Русь тащат  и  толкают  на  Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира. Разве это не «мессианство» во  сто лошадиных сил?

А   западный   мир   суров   и   недоверчив,   он   совершенно   лишен сентиментализма. В этом мире  дело оценки  человека стоит очень  просто: вы любите, вы умеете работать?  Если  так  — вы человек, необходимый  миру, вы именно тот человек, силою которого творится все ценное и прекрасное.  Вы не любите, не  умеете работать? Тогда,  при всех  иных ваших качествах, как бы они ни были превосходны, вы — лишний человек в мастерской мира. Вот и все.

А  так как россияне работать не любят и не умеют, и западноевропейский мир  это  их свойство знает очень хорошо, то —  нам будет очень худо, хуже, чем мы ожидаем...

Наша революция дала полный простор  всем дурным и зверским инстинктам, накопившимся под свинцовой крышей монархии, и, в то же время, она отбросила в  сторону  от  себя все  интеллектуальные силы демократии,  всю  моральную энергию  страны.  Мы видим, что среди служителей Советской власти то и дело ловят взяточников,  спекулянтов, жуликов, а честные, умеющие работать люди, чтоб  не  умереть   от  голода,  торгуют  на  улицах  газетами,  занимаются физическим трудом, увеличивая массы безработных.

Это —  кошмар, это чисто русская нелепость,  и не грех  сказать  — это идиотизм!

Все   условия  действительности  повелительно  диктуют   необходимость объединения демократии, для  всякого разумного  человека  ясно, что  только единство демократии позволит спасти революцию от полной  гибели, поможет ей одолеть внутреннего врага и бороться с внешним. Но Советская  власть  этого не  понимает, будучи занята исключительно  делом собственного  спасения  от гибели, неизбежной для нее.

Устремив взоры свои в  даль грядущего, она забывает о том, что будущее создается из настоящего. В настоящем страна имеет дезорганизованный рабочий класс,   истребляемый   в  междоусобной  бойне,  разрушенную  до  основания промышленность,   ощипанное   догола  государство,  отданное   на  поток  и разграбление людям звериных инстинктов.

Власть бессильна в борьбе с этими людьми, бессильна, сколько бы она ни расстреливала «нечаянно» людей, ни в чем не повинных.

И она будет бессильна в этой борьбе до  поры, пока не решится привлечь к делу строительства жизни все интеллектуальные силы русской демократии.

 <...>

LVIII

 

Всякое правительство  — как бы оно себя  ни именовало —  стремится  не только «управлять» волею народных масс, но и воспитывать эту волю сообразно своим принципам  и целям. Наиболее  демагогические  и ловкие правительства обычно прикрашивают свое стремление управлять  народной волей и воспитывать ее словами: «мы выражаем волю народа». Это,   разумеется,   не  искренние  слова,   ибо,   в  конце   концов, интеллектуальная сила  правительства  одолевает инстинкты масс, если же это не  удается правящим органам, они  употребляют для подавления враждебной их целям народной воли физическую силу.

Резолюцией,  заранее  удуманной в кабинете,  или  штыком и  пулей,  но правительство  всегда и  неизбежно стремится  овладеть  волею масс, убедить народ в том, что оно ведет его по самому правильному пути к счастью.

Эта  политика является  неизбежной обязанностью всякого правительства: будучи уверенным, что оно  разум народа,  оно  принуждается  позицией своей внушать  народу убеждение  в  том, что  он обладает самым  умным и  честным правительством, искренно преданным интересам народа.

Народные комиссары стремятся именно к этой цели, не стесняясь — как не стесняется  никакое  правительство —  расстрелами,  убийствами  и  арестами несогласных с ним, не стесняясь никакой клеветой и ложью на врага.

Но,  воспитывая доверие  к  себе,  народные  комиссары,  вообще  плохо знающие  «русскую стихию»,  совершенно  не принимают в расчет  ту  страшную психическую  атмосферу,   которая   создана  бесплодными  мучениями   почти четырехлетней  войны  и  благодаря  которой «русская  стихия»  — психология русской массы — сделалась еще более темной, хлесткой и озлобленной.

Г. г. народные комиссары совершенно  не понимают того факта, что когда они  возглашают  лозунги  «социальной»  революции  —  духовно  и  физически измученный  народ  переводит эти лозунги на  свой язык несколькими краткими словами:

– Громи, грабь, разрушай...

И  разрушает редкие гнезда  сельскохозяйственной  культуры  в  России, разрушает города Персии, ее виноградники, фруктовые сады, даже оросительную систему, разрушают все и всюду.

А когда  народные комиссары слишком красноречиво и панически кричат  о необходимости борьбы  с «буржуем»,  темная  масса  понимает  это как прямой призыв к убийствам, что она доказала.

Говоря, что народные комиссары «не понимают», какое эхо будят в народе их истерические вопли  о назревающей  контрреволюции1, я  сознательно делаю допущение,  несколько объясняющее безумный образ их действий, но отнюдь  не оправдываю их. Если они влезли в  «правительство», они должны  знать, кем и при каких условиях они управляют.

Народ изболел,  исстрадался, измучен неописуемо, полон  чувства мести, злобы,  ненависти, и  эти  чувства все  растут,  соответственно силе  своей организуя волю народа.

Считают  ли  себя  г.  г.   народные  комиссары  призванными  выражать разрушительные  стремления  этой  больной  воли?  Или они  считают  себя   в состоянии оздоровить  и  организовать  эту  волю?  Достаточно ли  сильны  и свободны они для выполнения второй, настоятельно необходимой работы?

Этот вопрос  они должны бы поставить  пред собою  со  всей прямотой  и решительностью честных  людей. Но нет  никаких  оснований  думать,  что они способны поставить на суд разума и совести своей этот вопрос.

Окруженные взволнованной русской стихией,  они ослепли интеллектуально и морально  и  уже теперь  являются бессильной  жертвой в лапах измученного прошлым и возбужденного ими зверя.

<…>

 

Из статей А.М. Горького в «Новой жизни», не включенных автором в основной корпус издания

 

 Из статьи «В Москве»

(«Новая жизнь», № 175, 8(21) ноябрь 1917г.)

 

Круглые, гаденькие пульки шрапнели градом барабанят по железу крыш, падают на камни мостовой, — зрители бросаются собирать их «на память» и ползают в грязи.

В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы.

В сущности своей Московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны — юноши красногвардейцы, не умеющие держать ружья в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета — кого ради они идут на смерть, чего ради убивают? С другой — ничтожная количественно кучка юнкеров, мужественно исполняющих свой «долг», как это было внушено им.

Разумеется — это наглая ложь, что все юнкера «дети буржуев и помещиков», а потому и подлежат истреблению, это ложь авантюристов и бешеных догматиков. И если бы принадлежность к тому или иному классу решала поведение человека, тогда Симбирский дворянин Ульянов-Ленин должен стоять в рядах российских аграриев, бок о бок с Пуришкевичем, а Бронштейн-Троцкий — заниматься коммивояжерством.

Ужасно положение юношества в этой проклятой стране! Начиная  с 60-х годов мы пытались пробить головами молодежи стену самодержавия, пятьдесят лет истреблялось русское юношество в тюрьмах, ссылке, каторге и — вот пред нами налицо трагический результат этой «политики»: в России нет талантливых людей, нет людей, даже просто способных работать. Самодержавие истощило духовную мощь страны, война физически истребила сотни тысяч молодежи, революция, развиваясь без энтузиазма, очевидно, не может воспитать сильных духом людей и продолжает процесс истребления юношества.

Я знаю, — сумасшедшим догматикам безразлично будущее народа, они смотрят на него как на материал для социальных опытов; я знаю, что для них недоступны те мысли и чувства, которые терзают душу всякого искреннего демократа, — я не для них говорю.

Но — неужели обезумела вся демократия, неужели нет людей, которые, почувствовав ужас происходящего, вышвырнули бы обезумевших сектантов прочь из своей среды?

 

9 января — 5 января

«Новая Жизнь» № 6 (220), 9 (22) января 1918 г.

 

9-го января 1905 г., когда забитые, замордованные солдаты расстреливали, по приказу царской власти, безоружные и мирные толпы рабочих, к солдатам — невольным убийцам — подбегали интеллигенты, рабочие и в упор в лицо — кричали им:

– Что вы делаете, проклятые? Кого убиваете? Ведь это ваши братья, они безоружны, они не имеют зла против вас, — они идут к царю просить его внимания к их нужде Они даже не требуют, а просят, без угроз, беззлобно и покорно! Опомнитесь, что вы делаете, идиоты!

Казалось, что эти простые, ясные слова, вызванные тоской и болью за безвинно убиваемых рабочих, должны бы найти дорогу к сердцу «кроткого» русского мужичка, одетого в серую шинель.

Но кроткий мужичок или бил прикладом совестливых людей, или колол их штыком, или же орал, вздрагивая от злобы:

– Расходись, стрелять будем!

Не расходились, и тогда он метко стрелял, укладывая на мостовую десятки и сотни трупов.

Большинство же солдат царя отвечало на упреки и уговоры унылым, рабским словом:

– Приказано. Мы ничего не знаем, — нам приказано...

И как машины, они стреляли в толпы людей. Не охотно, может быть, — скрепя сердце, но — стреляли.

5-го января 1918-го года безоружная петербургская демократия — рабочие, служащие — мирно манифестировала в честь Учредительного Собрания.

Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного Собрания — политического органа, который дал бы всей демократии русской возможность свободно выразить свою волю. В борьбе за эту идею погибли в тюрьмах, в ссылке и каторге, на виселицах и под пулями солдат тысячи интеллигентов, десятки тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой священной идеи пролиты реки крови — и вот «народные комиссары» приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи. Напомню, что многие из «народных комиссаров» сами же, на протяжении всей политической деятельности своей, внушали рабочим массам необходимость борьбы за созыв Учредительного Собрания. «Правда» лжет, когда пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т.д., и что к Таврическому дворцу шли именно «буржуи», «калединцы».

«Правда» лжет, — она прекрасно знает, что «буржуям» нечему радоваться по поводу открытия Учредительного Собрания, им нечего делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 — большевиков.

«Правда» знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов.

Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала «Правда», она не скроет позорного факта.

«Буржуи», может быть, радовались, когда они видели, как солдаты и красная гвардия вырывают революционные знамена из рук рабочих, топчут их ногами и жгут на кострах. Но, возможно, что и это приятное зрелище уже не радовало всех «буржуев», ибо ведь и среди них есть честные люди, искренно любящие свой народ, свою страну.

Одним из таких был Андрей Иванович Шингарев, подло убитый какими-то зверями .

Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы.

И точно так же, как 9 января 1905 года, люди, не потерявшие совесть и разум, спрашивали стрелявших:

– Что вы делаете, идиоты? Ведь это свои идут? Видите — везде красные знамена, и нет ни одного плаката, враждебного рабочему классу, ни одного возгласа, враждебного вам!

И так же, как царские солдаты — убийцы по приказу, отвечают:

– Приказано! Нам приказано стрелять.

И так же, как 9 января 1905 г., обыватель, равнодушный ко всему и всегда являющийся только зрителем трагедии жизни, восхищался:

– Здорово садят! И догадливо соображал:

– Эдак они скоро друг друга перехлопают!

Да, скоро. Среди рабочих ходят слухи, что красная гвардия с завода Эриксона стреляла по рабочим Лесного, а рабочие Эриксона подверглись обстрелу красной гвардии какой-то другой фабрики.

Этих слухов — много. Может быть, они — не верны, но это не мешает им действовать на психологию рабочей массы совершенно определенно.

Я спрашиваю «народных комиссаров», среди которых должны же быть порядочные и разумные люди:

«Понимают ли они, что, надевая петлю на свои шеи, они неизбежно удавят всю русскую демократию, погубят все завоевания революции?

Понимают ли они это? Или они думают так: или мы — власть, или — пускай всё и все погибают?»

 

Источник: М. Горький. Несвоевременныя мысли. Заметки о революции и культуре. М.: Советский писатель, 1990

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Вебредактор и вебдизайнер Шварц Елена. Администратор Глеб Игрунов.